И кто от вековых скитаний
Твоих детей больных вернет под кров родной?
Нет перепутия, твои где не блуждали
Мечты высокие и честные печали.
Нет громких слов, нет светлых грез,
За что не пролила ты крови или слез.
Нет тех чужих пиров, где ты бы не хмелела,
Нет тех чужих скорбей, чем ты бы не скорбела,
Болезней нет чужих, чем ты бы не болела!..
О, родина моя! Ты на груди своей,
На любящей груди, и ядовитых змей
И кротких голубей не раз отогревала,
Лишь про детей своих всегда ты забывала…
Ты все изведала: высокие мечты,
Правдивой совести святые укоризны,
Паренье в небеса и жажду красоты.
Когда же ощутишь ты жажду жизни, жизни?
Когда начнет народ твой знание любить,
Когда про рабство позабудет,
И горя горького не будет
Ни в будни накоплять, ни в праздники топить?..
Когда, о, мать моя, твои затихнут стоны,
И не дерзнут кичиться пред тобой,
Народы всей земли — как честные матроны
Перед погибшею женой?
Кичиться — чем? Не ты ль оберегала
Чертог, где пир себе готовили они,
И грудью ураган не ты ли задержала,
Грозивший потушить их яркие огни?
И что ж? Когда потом и ты в чертог вступила,
Там места не было тебе…
Когда от светочей ты бурю отклонила,
Во тьме осталась ты, подобная рабе…
И стал твой жребий — скорбь, и имя — слово брани…
О, родина моя! О родина страданий!..
Внутренность каземата. Пять часов утра. На железной койке лежит исхудалый юноша. За дверью шаги и бряцанье ключей. Заключенный быстро садится. Входит священник с распятием; в глубине смутно видны фигура в красной рубахе и солдаты.
Священник.
Во имя
Отца и Сына и Святого Духа,
Аминь! (Молчание). Очнись, мой сын! Великий миг
Приблизился… (Молчание). Мне краткие мгновенья
Беседовать позволено с тобой:
Не трать, мой сын, мгновений дорогих!
(Молчание).
На страшный путь ты должен запастись
Спокойствием и бодростью… Я мир
Душе твоей несу.
Осужденный.
(оглядываясь и указывая на палача).
А этот — телу?
Священник.
И я, и он — покорные послы
Пославших нас: небесной власти — я,
А он — земной. Я — вестник всепрощенья
И благости Творца, а он… он — казни
Невольный вестник…
Осужденный.
Ты сперва простишь,
А он потом казнит меня — не так ли?
Священник.
Людская казнь свершится и пройдет,
Но вечною пребудет благость Божья;
Не отвергай последний дар любви —
Земной залог Господня примиренья.
Покайся, сын, в грехах…
Осужденный.
Старик,
Уйди! В моих раскаявшись грехах,
Смертельный грех я б совершил пред смертью.
На грех такой меня духовный пастырь
С распятием в руках склоняет!..
Священник.
Сын мой,
Между тобой и судьями твоими
Не я судья. Молитву я, не суд,
Пришел творить. Молись, дитя, и кайся!
Осужденный.
Пусть будет так! Услышь же ты, старик,
Предсмертное раскаянье мое!
«Прости, Господь, что бедных и голодных
Я горячо, как братьев, полюбил…
Прости, Господь, что вечное добро
Я не считал несбыточною сказкой.
Прости, Господь, что я добру служил
Не языком одним медоточивым,
Но весь — умом, и сердцем, и руками…
Прости, Господь, что родине несчастной
И в смертный час я верен остаюсь,
Что я, рабом родившись меж рабами,
Среди рабов — свободный умираю.
Прости, Господь, что я к врагам народным
Всю жизнь пылал священною враждой,
Что я друзьям не изменял в несчастьи,
Что вырывал из хищных лап злодеев
Невинные истерзанные жертвы;
Что гадине смертельно-ядовитой
Я притуплял отравленные зубы;
Что я смутил безумным воплем мести
Развратный пир прожорливых святош,
Что я убийц казнил за их убийства…»
Священник.
Молчи, молчи! Ты раны растравляешь,
И без того зияющие в сердце
Твоем больном. Последнюю молитву
Не так творят. Есть тихие слова
Любви, прощенья… Слушай, сын мой: если
За тяжкий грех заслуженную кару
Теперь несешь, — пусть льется горячо
Пред Господом раскаянье твое!
Он милостив. Раскаявшийся грешник
Ему милей, чем тот, кто не грешил.
Но если ты безвинно умираешь,
Вдвойне теплей и ярче пусть горит
Последняя твоя молитва Богу!
Идя на казнь невинно, помолись
Тому, Кто Сам невинно был казнен;
Вручи себя Тому, Кто нам когда-то
Себя вручил. Ты скорбь свою поведай
Тому, Кто Сам скорбел лютейшей скорбью.
Молись Тому пред казнию, Кому
Во время казни подражать ты должен…
И он казнен за бедных и голодных,
Но в смертный час врагов не проклинал.
Осужденный
Ты задевать умеешь струны сердца.
Я сам, старик, продумал о Христе
Последний день своей недолгой жизни.
И много, много думал я…
Священник
И что же?
Осужденный
И я решил, что если на Голгофе
Века назад своей святою кровью
Грехи людей Христос бы искупил,
То не было б моей сегодня казни…
Священник
Его пути для нас непостижимы…
Осужденный
Молчи, старик! ты слышишь ли далекий
Зловещий гул? то праздная толпа
На смерть мою сбирается глазеть…
Теперь, старик, дерзнешь ли ты о Боге
Мне говорить? О, если б в небесах